Говорим по-русски всей семьёй

«Вне конкуренции стоит великий Лев Толстой и его роман «Война и мир». Это поистине магнетическая книга. Ее читают или пытаются читать, несмотря на большой объем, множество отрывков по-французски и другие сложности, существующие у современных молодых при восприятии текста. И любимые литературные герои у части респондентов – тоже из «Войны и мира». Популярно творчество Александра Пушкина и «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова. Читают и перечитывают Федора Достоевского – романы «Преступление и наказание» и «Идиот», — (рассказывает, расскажет) директор учреждения Ольга Винниченко.

«Это был очень бледный — землистой, болезненной бледностью – немолодой, очень усталый или больной человек, с мрачным изнуренным лицом, покрытым, как сеткой, какими-то необыкновенно выразительными тенями от напряженно сдержанного движения мускулов. Как будто каждый мускул на этом лице с впалыми щеками и широким и возвышенным лбом одухотворен был чувством и мыслью. И эти чувства и мысли неудержимо просились наружу, но их не пускала железная воля этого тщедушного и плотного вто же время, с широкими плечами, тихого и угрюмого человека…» — так одна из современниц Достоевского рисует писателя в последние годы его жизни.
Обличение буржуазного мира — мира страданий и зла, бунт против него, неутихающая боль за униженных и оскорбленных, мечта о братстве людей и о гармонически развитом человеке делают писателя великим гуманистом.
«…Верую… что царство мысли и света способно водвориться у нас, в нашей России, еще скорее, может быть, чем где бы то ни было… Я не знаю, как все это будет, но это сбудется», — мечтал Достоевский.
Писатель видит свое предназначение в том, чтобы указать человечеству выход из царства наживы, эгоизма, взаимной вражды. Но мысль его бьется в тисках неразрешимых противоречий. «Я — дитя века, дитя неверия и сомнения…— писал Достоевский еще в 1854 году.- Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем больше во мне доводов противных!»
Проникнуть в смятенную душу современного человека, понять себя и других — это то, к чему стремился великий романист. Психологизм Достоевского основан на этом страстном стремлении. Он пристально изучает внутренний мир людей, живущих в ненормально устроенном обществе, обнажает глубины человеческой души, заглядывая в ее самые потаенные уголки, детально изображает зигзаги, трагические заблуждения, противоречия больного сознания.
Алёша Карамазов, герой романа «Братья Карамазовы», мечтал о том, чтобы «сделатьчто-то такое, чтобы не плакало больше дите, не плакала бы и черная, иссохшая мать дитяти… чтоб не было вовсе слез ни у кого. И чтобы сейчас это сделать, не отлагая и несмотря ни на что!» В этих словах – нравственный идеал писателя.

Каждый из нас, наверное, не раз задумывался о том, что заставляет человека поступать так или иначе. Как мы различаем добро и зло? И скорее всего никто не пришел к окончательному ответу. Большинство из нас воспринимает как данное, что убийство — это плохо, а помощь ближнему — хорошо. Добро нельзя определить. Это очень субъективное понятие, и каждый воспринимает его по-своему. Есть что-то идеальное, заключающее в себе представления каждого человека — так называемый нравственный идеал, достичь которого невозможно. То есть каждое понятие о добре, о нравственном совершенстве — его часть, и, следовательно, любой человек, поступающий соответственно своему собственному, субъективному понятию о добре, будет приближаться к нравственному идеалу.
Вопросы о добре и зле — вечные вопросы философии — не могли не найти отражения в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир», раскрывающем нашему взору целую эпоху, целое поколение людей начала девятнадцатого века. Однако Л. Н. Толстой, как и любой другой человек, имел свои представления о нравственном идеале. И весь мир романа действует по его законам.
Л.Н.Толстой представил нравственный идеал в наиболее простом и понятном виде. Человек должен найти Бога внутри себя, найти ту «другую, лучшую» любовь к ближнему, должен научиться любить жизнь: «Жизнь есть все. Жизнь есть Бог. Всё перемещается и движется, и это движение есть Бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить Бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий». К таким выводам приходит Пьер Безухов, один из любимых героев Л. Н. Толстого, точнее, не приходит, а «кто-то говорит ему эти мысли».
Откровение приходит Пьеру во время плена. Потеряв физическую свободу, он обретает иную, духовную: «Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня? Меня — мою бессмертную душу!» Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою. Он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания обманули его». Но писатель не считает эти искания бесполезными, наоборот, каждая веха в жизни Пьера привносит свою лепту в тот стройный, гармоничный внутренний мир, каким тот стал после плена. Пьер как бы поднимается по ступеням, и, приподнявшись на одну ступень, он переосмысливает свои предыдущие поступки, то есть он способен к постоянному самоулучшению и самоочищению.
В соответствии с основами своего мировоззрения Л. Н. Толстой сближает любимых героев с народом. Пьер, попав в плен, отказался переходить в офицерский балаган и остался с солдатами, где все те качества, так мешавшие ему в свете: «сила, пренебрежение к неудобствам, рассеянность и простота», — «давали ему положение почти героя». В эпилоге Пьер говорит: «Мы только для того беремся рука с рукой, с одной целью общего блага и общей безопасности». Здесь «мысль народная» выходит на высшую ступень — общечеловеческую. Пьер чувствует себя ответственным за устройство мира, за благополучие каждого человека. Он считает, что защитники добра должны объединиться, чтобы противостоять силам зла. И это высшая точка нравственных поисков всех героев романа. Это идеал самого Л. Н. Толстого.

Булгакова стали вспоминать с опозданием: спустя 25 лет после его смерти. На нашей памяти лицо его, постепенно высвечиваясь, проступало из густой тени.
Его известность нарастала как шквал, из литературной среды перешла в широкую среду читателей, перехлестнула отечественные границы и могучей волной пошла по другим странам и континентам.
Восстановление забытых имен — естественный процесс обогащающейся наследием культуры. Но то, что случилось с Булгаковым, не имело, пожалуй, у нас прямой аналогии. Им зачитывались студенты и пенсионеры, его цитировали школьники, кот Бегемот, Воланд, Азазелло и Маргарита переходили в бытовой фольклор. Дольше других медлили с признанием Булгакова критики и профессора литературы, не давая его творчеству заметной цены и оттесняя в общий перечислительный литературный ряд, где ему определялось место уж отнюдь не в первой шеренге. Возник разговор и о «моде» на Булгакова. Явилось подозрение, что интерес к нему искусственно подогрет и с ходом времени схлынет, нестойкий, как всякая литературная сенсация.
Между тем время, которое, казалось, прежде работало против Булгакова, обрекая его забвению, будто повернулось к нему лицом, обозначив бурный рост литературного признания. В 1975 году интерес к Булгакову был сильнее, чем в 1965-м, и не остыл к 1985-му. Более того, нет примет, чтобы в ближайшее десятилетие интерес к писателю пошел на убыль.
«Рукописи не горят». Посмертная судьба Булгакова подтвердила неожиданный афоризм-предсказание. Это поразило воображение многих читателей-современников, как когда-то прозрение юной Цветаевой —

Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.

Как еще прежде ошеломляло пушкинское:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой…

В.Лакшин